"Иллюстрированный Бюффон, или Натуральная история четвероногих, птиц, рыб и некоторых гадов" - это прежде всего уникальная возможность прикоснуться к истокам современного естествознания и посмотреть на окружающий мир глазами европейца эпохи Просвещения.
Эта книга отличается от привычных нам современных зоологических атласов. Хотя редакторы проделали огромную работу, постаравшись приблизить текст Бюффона к актуальным знаниям об окружающем мире. За это отвечают весьма деликатные примечания, которые не отвлекают на себя внимание, но позволяют родителям избежать неловких ситуаций и ответить на все вопросы, возникающие по мере чтения книги.
Главное в ней - старомодное обаяние текстов Бюффона и иллюстраций Рабье, которое заставляет нас вспомнить другие, казалось бы, тоже устаревшие книги: например, "Азбуку Бенуа" или "Научные забавы" Тома Тита. Но именно к этим изданиям хочется возвращаться снова и снова, потому что в них живет дух времени и счастливого детства прошлых эпох. Такие книги буквально созданы для семейной библиотеки, их будут бережно снимать с полки, вместе разглядывать и удивляться тому, как меняется мир вокруг нас.
Этому способствует и внешний вид книги: благородная картонная обложка, тканевый корешок, состаренные страницы. Сложно представить, что мы держим в руках издание 2014 года.
Бюффон Жорж Луи Леклерк: Иллюстрированный Бюффон, или Натуральная история четвероногих, птиц, рыб и некоторых гадов.
В эту уникальную книгу (об издании которой не приходилось и мечтать) вошли статьи о животных из многотомной "Натуральной истории" графа де Бюффона, выдающегося французского естествоиспытателя и литератора XVIII века.
Иллюстрации известного анималиста Бенжамена Рабье были выполнены для издания, выпущенного в Париже в 1913 году.
Динамичные, острые рисунки Рабье оказались удивительно созвучными неспешным рассуждениям Бюффона о нахальстве шакалов, кротости серых ящериц или жалкой и убогой жизни обыкновенной цапли. Под одной обложкой встретились аристократический и обстоятельный XVIII век и стремительный и в ту пору совсем еще юный век ХХ.
Яркие и прочувствованные описания животных (которые сегодня выглядят удивительными), эмоциональные рисунки, объемистый справочный аппарат, тонкая редакторская работа и превосходное полиграфическое исполнение.
Это наглядная история развития науки, потрясающая коллекционная книга, подарок детям и взрослым. Невероятная книга, не похожая ни на одну из современных. О преданности и привязанности собак и кошек, холодности и коварстве животных. Животные здесь получают человеческие черты, замечательный образец изящной словесности. Ценность книги - не в точности биологических описаний, которые меняются со временем, а в подходе. Можно увидеть, с чего начиналась наука.
Книга очень дорогая - вариант для памятного подарка.
Книга большая, размер 300x230, 176 страниц, твёрдый переплёт, цветные иллюстрации.
"Иллюстрированный Бюффон, или Натуральная история четвероногих, птиц, рыб и некоторых гадов" – это прежде всего уникальная возможность прикоснуться к истокам современного естествознания и посмотреть на окружающий мир глазами европейца эпохи Просвещения.
Эта книга отличается от привычных нам современных зоологических атласов. Хотя редакторы проделали огромную работу, постаравшись приблизить текст Бюффона к актуальным знаниям об окружающем мире. За это отвечают весьма деликатные примечания, которые не отвлекают на себя внимание, но позволяют родителям избежать неловких ситуаций и ответить на все вопросы, возникающие по мере чтения книги.
Много лет подряд Жозеф, слуга Жоржа Луи Леклерка, графа де Бюффона, владельца Монтбардского, маркиза Ружемонтского, виконта Квинского, владельца Майрии, Гаранса, Берга и других земель, директора Ботанического сада в Париже, члена Академии французской, Королевской Академии наук, и проч. и проч., будил своего хозяина ровно в 5 утра, не обращая внимания на брань и отчаянное сопротивление последнего. За это Жозефу полагалось отдельное вознаграждение. Пробудившись, Жорж Луи Леклерк граф де Бюффон облачался в лучший свой наряд, причёсывался так, словно собирался в торжественное собрание, и отправлялся в кабинет - творить перед лицом Вселенной и потомков.
Больше сорока лет он работал над монументальной "Натуральной историей", которая должна была вместить "…всё, что обнаруживается во Вселенной … чудовищное множество четвероногих, птиц, рыб, насекомых, растений, минералов". Написанное он перечитывал несколько раз и откладывал отдыхать. "Не надобно спешить, - повторял Бюффон своему секретарю, - через несколько дней глаза освежатся, все лучше увидишь и всегда найдешь, что поправить". Знаменитый естествоиспытатель, член многих академий, заботился не только о фактической точности, но и о слоге своих трудов. Возможно, поэтому исследование Бюффона вызвало горячий интерес не только среди его коллег, но и у широкой публики.
В начале ХХ века французский издатель Гарнье решил выпустить самые интересные статьи огромной "Натуральной истории". Проиллюстрировать книгу он предложил Бенжамену Рабье, крупнейшему художнику-анималисту. Рабье сотрудничал с детскими журналами, выпустил басни Лафонтена, рисовал собственные книжки.
Рабье посвятил работе над грандиозным проектом несколько лет. Он часами наблюдал за животными в Парижском ботаническом саду и Венсеннском зоопарке - ведь теперь его задачей была максимальная достоверность! Звери в этой книге не плачут, не смеются, определенно не умеют говорить, и все же рисунки Рабье бесконечно далеки от "справочных" иллюстраций, равнодушно фиксирующих длину лап, строение тела, цвет шерсти - за куда более сдержанными, чем в детских книжках или баснях изображениями чувствуется темперамент, индивидуальные черты, пусть не каждого животного - каждого вида. 
К русскому читателю эта книга шла больше века. Мы постарались перевести её так, как это сделали бы на рубеже XIX-XX веков, передать обаяние стиля Бюффона. Перелопатив горы справочников и учебников по зоологии, бесчисленных "Картин из жизни животных", даже книг, посвященных охоте, мы составили что-то вроде "русско-русского" словаря: какие обороты использовали тогда, рассказывая о повадках или образе жизни животных? Об их голосе? Внешности? Мы узнали, что в те времена у птиц и зверей были "гастрономические прихоти вкуса", что лещ "нрава тихого и очень кроток", барсук "держит свою нору в необыкновенном порядке", морские сороки "между собой строго сохраняют вежливость и за несоблюдение приличий производят отчаянную драку", воробьи бывают рослыми, "прожорливость детенышей приносит немало хлопот их родителям", а заяц "замечательно чуток, хитр, зол и плодущ". Мы то и дело призывали на помощь Национальный корпус русского языка, спрашивая, могли ли употребить то или иное выражение в конце XIX cтолетия. В общем, было трудно, но интересно. И мы очень надеемся, что чтение этой книги окажется занятием не менее увлекательным, чем работа над ней.
Иностранец или знатный провинциал, приезжавший в конце XVIII века в Париж и желавший познакомиться с его достопримечательностями, стремился в первую очередь повидать графа Бюффона. Еще бы! Ведь имя это известно во всей Европе, и как же можно было побывать в Париже и не повидать того, книгами которого зачитываются, как самыми популярными романами?
Однако повидать Бюффона удавалось далеко не каждому. Памятник - это пожалуйста, это смотрите сколько угодно (ему при жизни был поставлен памятник - шутка ли?!), а самого Бюффона - нет: граф уже стар, он дорожит каждым часом, он пишет… Вот уже почти сорок лет пишет Бюффон, и почти четыре десятилетия увлекается его книгами читающая публика Европы. Какой счастливый случай привел его на этот путь, кто надоумил его взяться за перо? Ведь он никогда не помышлял стать тем, кем стал в конце концов, - известнейшим писателем-натуралистом, одним из самых популярных людей не только во Франции, но и за ее пределами.
Большую часть жизни Бюффон именовался Жоржем Луи Леклерком. Лишь когда он уже был известен, король пожаловал ему графский титул и он стал графом де Бюффоном.
Романов и стихов он не писал, да и не собирался писать. Его привлекала наука. Он твердо решил писать научные труды. О чем? Для молодого Леклерка это не имело значения: он вспомнил свои занятия математикой и написал ряд математических трактатов, вспомнил про медицину и право - написал и на эти темы, описал свои наблюдения над природой, сделанные во время путешествий. И все это Леклерк аккуратно отсылал в Академию наук.
То ли академики не читали присылаемых работ и их поразило количество статей, исследований, мемуаров Леклерка, то ли действительно эти труды имели какую-то научную ценность (автор-то их был все-таки человеком далеко не заурядным), но так или иначе очень скоро академики приняли двадцатишестилетнего Леклерка в свои ряды, избрав его членом-корреспондентом Французской академии наук.
Вот теперь бы и заняться чем-нибудь всерьез. А вот чем - этого-то как раз и не знал Леклерк.
Помог случай - знакомый семьи Леклерков, бывший лейб-медик короля, заведовал в то время Королевским садом. Собственно, название не вполне отражало суть этого сада: тут были самые разнообразные растения, и правильнее было бы называть его Ботаническим садом (впоследствии он действительно превратился в Парижский ботанический сад). Заведующий, или, как тогда называли, интендант, был болен и предложил Жоржу (благо он же член-корреспондент академии) занять его место. Будущий граф согласился, и вскоре назначение состоялось. Это произошло в 1739 году, Леклерку шел тогда тридцать второй год.
Год вступления Леклерка в должность интенданта Королевского сада, в котором, кроме ботанического сада, был и неплохой зверинец, можно считать годом рождения натуралиста Бюффона. Тем более что, кроме интенданта сада, он был еще и заведующим «кабинетом короля» - музеем-кунсткамерой. Леклерк-Бюффон, кроме горячей любви к знаниям, от природы был наделен блестящими способностями - пытливым и острым умом, феноменальной памятью, колоссальной работоспособностью, умением сопоставлять факты, отбирать их, делать обобщения, к тому же он прекрасно писал. Все это в сочетании с богатым фактическим материалом, который был у Бюффона под рукой, дало прекрасные результаты. Впрочем, результаты стали видны далеко не сразу - прошло десять лет, прежде чем интендант Королевского сада и кабинета-музея выпустил свою первую книгу. Вышла она в 1749 году и называлась «Естественная история, общая и частная, вместе с описанием кабинета короля».
Наука в XVIII веке еще не вырвалась из паутины церковников, тем не менее уже делала большие успехи. Бюффон мог выбрать любое направление в науке, тем более что уже были такие ученые, как англичанин Гарвей и итальянец Реди, голландец Сваммердам и швейцарец Геснер… Можно было заняться анатомией или физиологией, микроскопом или систематикой. Но нет, все это не интересовало Бюффона. Ему нравился Геснер. Вернее, не то, что он сделал, а нравился тот путь, по которому шел швейцарец. И будущий граф решил продолжить и углубить дело, начатое Геснером. Тем более что за два столетия многое изменилось!
Бюффон оставил огромное литературно-научное наследие - он написал 44 тома (примерно 2 тысячи страниц большого формата). 36 томов вышли при его жизни, остальные - уже после смерти. Кроме книг по естествознанию, он написал ряд работ по геологии - науке, которая тогда только-только стала зарождаться, и высказал в них множество очень интересных и смелых мыслей. Так, например, Бюффон считал, что земля - это остывшая «капелька» солнца и в ее истории насчитывается семь периодов, каждый из которых, в свою очередь, насчитывает много веков.
Его интересовала проблема происхождения жизни, и этой проблеме он также уделял немало внимания, опять-таки проявив достаточную для своего времени смелость и прозорливость.
Наконец, его интересовала психология животных, и здесь он оказался на высоте.
Несомненно, на работах Бюффона сказалась общая обстановка тогдашней Франции. Ведь он был современником таких блестящих людей, как Монтескье, Вольтер, Руссо. Их мысли, их идеи владели тогда умами передовых людей Европы, воздух Франции был наэлектризован - надвигалась буржуазная революция 1789 года, а за ней уже вырисовывались грозные дни 1793 года.
Бюффон был человеком аполитичным, революционные, впрочем, так же как и контрреволюционные, идеи его не интересовали. Но общая обстановка, прогрессивные идеи, витавшие в воздухе, не могли не отразиться и на его работе.
Бюффон, конечно, был дилетант. То есть он не имел специальной подготовки, не прошел курс естественных наук в университете. Но он тем не менее был человеком глубоко образованным, начитанным, мыслящим. И ошибки в его произведениях не от неграмотности - с таким же успехом он мог сделать их и имея специальную подготовку. Правда, в работах Бюффона немало ошибок появилось из-за излишней доверчивости - Бюффон слишком верил авторитетам и повторял их ошибки. И будь Бюффон более требователен - мог бы их избежать. Да, ошибки были. Но дело не в ошибках, а в тех правильных мыслях и идеях, которые он высказывал, которые шли впереди своего времени и под которыми смело могли бы подписаться ученые и более позднего времени.
Однако работы не по геологии и философии принесли ему такую славу. Славу Бюффон заработал книгами о животных.
Животных он описывал со страстью, описывал красиво, приподнято. И это нравилось публике. Нравилась истина, а не анекдоты и чудеса. Правда, читающая публика изменилась - ведь это была уже эпоха философов-материалистов, эпоха просветительства. Уже «Физиолог» не мог котироваться. И все-таки в том, что публика полюбила правдивые рассказы о животных, - немалая заслуга Бюффона.
Книги его выходят одна за другой - пятнадцать томов, посвященных млекопитающим, десять - птицам. Он мог бы выпустить и больше книг - писать он любил, умел, хотел и был готов делать это круглые сутки. Но Бюффон понимал - сейчас другие времена, другие требования, и просто описывать животных уже нельзя, нужно рассказать и об анатомическом строении. А анатомировать Бюффон не любил страшно. Что ж, это не обязательно делать самому - возможно, работа пойдет даже успешнее, если будет надежный помощник. Такой помощник у Бюффона был - он анатомировал животных, описывал их строение, Бюффон же собирал и обобщал факты.
В описании животных Бюффон не придерживался никакой системы, а если и придерживался, то очень условно: описал отдельно домашних и диких животных и распределил их по странам. Впрочем, такая бессистемность не смущала читателей Бюффона - они с восторгом встречали каждую его новую книгу. Книги эти моментально раскупались не только натуралистами и любителями природы. Книги переиздавались, переводились на многие языки, и с каждым новым томом росла слава Бюффона.
Правда, это вовсе не значит, что жизнь Бюффона-натуралиста была совершенно безоблачна. Так, например, много огорчений доставил ему Линней, вернее система Линнея.
Будучи натурой художественной, Бюффон терпеть не мог всяких схем, особенно если в эти схемы пытаются втиснуть живую природу. Бюффон считал, что этим природу унижают. Поэтому он не признавал классификации. А так как он, без ложной скромности, считал себя первым натуралистом в мире, то был убежден: его мнение никто не может оспаривать. Классификации нет и быть не должно. И вдруг оказывается, что классификация есть, - придумал ее какой-то швед Линней. Этого Бюффон стерпеть не мог и ринулся в бой. Однако сражаться с Линнеем ему оказалось не по силам - швед уже был признан всеми учеными, его система входила в жизнь.
Линней не считал нужным вступать в ученый спор со своим французским коллегой. Но его нападки он не оставил без внимания: давая наименование какому-то очень ядовитому растению, он назвал его бюффонией.
Но если спор с Линнеем, проигранный спор, ущемил лишь самолюбие Бюффона, то спор с церковниками мог обойтись ему гораздо дороже.
Впрочем, спора не было - был скандал, вызванный появлением книг «История Земли» и «Эпохи природы».
Прочитав эти книги, богословский факультет Сорбонны пришел в ярость: кто осмелился утверждать, что земля - это частичка солнца? Разве не сказано в писании: создал ее бог из ничего? А что это за семь периодов земли, которые длятся тысячелетия? Разве не известно, что бог создал землю в шесть дней?
И еще много других поводов для возмущения богословов дал Бюффон своими книгами. Дело могло кончиться плохо - богословы не прощали такое! Но с другой стороны - нельзя же посадить в тюрьму одного из самых популярных людей Франции, человека, уважаемого за рубежом, ценимого при дворе!
Церковники нашли выход - они объявили книги Бюффона старческим бредом. Ну что ж, Бюффон не возражал: раз им так удобнее - пусть.
Не спорил он и со своими коллегами, не признававшими его книг потому, что они написаны были слишком популярно, ярким, легким, а не сухим, как подобает научным трудам, языком. Зачем спорить, терять на это время, когда надо еще так много рассказать людям?!
И Бюффон работал, работал не покладая рук, преодолевая усталость, работал чуть ли не до последнего дня жизни. А жизнь Бюффон прожил большую - он умер на 81-м году.
Бюффон как ученый сделал много. Но гораздо больше сделал он как популяризатор науки. И памятник при жизни он заслужил именно как популяризатор. Некоторые ученые - современники Бюффона да и позднейшие тоже - презрительно относились к такой деятельности, они считали, что ученый должен служить «чистой науке». Бюффон считал иначе: чем больше людей будут знать о животных, тем богаче будут они духовно, тем ярче и красочнее будут видеть мир. Однако не только это - животные и люди неразлучны. И человек должен знать тех, без кого он не может обойтись, кто служит ему на протяжении тысячелетий. Знать, чтоб лучше обращаться с ними, чтоб успешнее беречь и охранять.
Таким уж был «Плиний XVIII века», как называли Бюффона, - ученый, популяризатор, гуманист.
|
В книгу вошли статьи о животных из многотомной Натуральной истории графа де Бюффона, выдающегося французского естествоиспытателя и литератора XVIII века. Иллюстрации известного анималиста Бенжамена Рабье были выполнены для издания, выпущенного в Париже в 1913 году. Динамичные, острые рисунки Рабье оказались удивительно созвучными неспешным рассуждениям Бюффона о нахальстве шакалов, кротости серых ящериц или жалкой и убогойжизни обыкновенной цапли. Под одной обложкой встретились аристократический и обстоятельный XVIII век и стремительный и в ту пору совсем еще юный век ХХ. Яркие и прочувствованные описания животных, эмоциональные рисунки, объемистый справочный аппарат, тонкая редакторская работа и превосходное полиграфическое исполнение. |
БЮФФОН Жорж Луи Леклерк
(Buffon, Georges-Louis Leclerc)
(1707-1788), французский естествоиспытатель, популяризатор науки. Родился 7 сентября 1707 в Монбаре (Бургундия). Изучал юриспруденцию сначала в иезуитском коллеже в Дижоне, затем в Дижонском университете. Позднее учился на медицинском факультете университета Анже. Много путешествовал по Франции и Италии, иногда в обществе английского герцога Кингстона и его наставника Н.Хикмана. Именно последний пробудил у Бюффона интерес к естествознанию. В 1735 под эгидой Академии наук был опубликован сделанный Бюффоном перевод труда английского исследователя С.Гейлса Статика растений (Vegetable Staticks). Эта важная работа, суммирующая результаты многих опытов автора в области физиологии растений, была редким исключением на фоне подавляющего большинства ботанических исследований того времени, сводившихся к попыткам систематизации растений. Бюффон в написанном им предисловии к переводу книги Гейлса резко критиковал узость такого подхода. В 1738 Бюффон закончил перевод сочинения Ньютона о методе "флюксий" (дифференциальном и интегральном исчислениях). Эта работа была опубликована Академией в 1740. В том же году Бюффон был избран членом Лондонского королевского общества и до конца дней сохранял тесные контакты с британской наукой. В 1739-1788 он был директором Ботанического сада в Париже. Умер Бюффон в Париже 16 апреля 1788. Основной труд Бюффона - Всеобщая и частная естественная история (Histoire Naturelle, gnrale et particulire); 36 ее томов были опубликованы при жизни ученого (первые из них начали выходить с 1749), а 8 вышли посмертно. Открывает эту работу интенсивно обсуждавшаяся в то время теория эволюции Земли. Земля, согласно Бюффону, образовалась из той части Солнца, которая оторвалась от него после столкновения Солнца с кометой. Сначала произошла конденсации газообразного облака, потом стали формироваться континенты, причем этот процесс продолжается и по сей день. Взгляды Бюффона встретили столь резкое осуждение богословов, что позднее он вынужден был излагать свои теории более осторожно. Во втором томе, посвященном человеку, подробно обсуждаются результаты наблюдений многих путешественников и исследователей, свидетельствующие о том, что разнообразие обычаев, верований, физических особенностей людей и цвета их кожи обязано прежде всего естественному действию "климата". При этом под "климатом" понимались не только условия, определяемые географической широтой данной местности и высотой над уровнем моря, но также ее открытость ветрам, близость к крупным водоемам, не говоря уже о средней температуре, осадках и влажности. Несколько сот страниц, посвященных данной теме, вкупе с обширным приложением дают хорошее представление об антропологии 18 в. Характер всего предпринятого Бюффоном издания наиболее полно отражен в томах, посвященных миру животных и растений. Он не только описал множество животных и растений, но и высказал идею об изменяемости видов (в противоположность взглядам К.Линнея), о единстве животного и растительного мира. Этот труд выдвинул Бюффона в первый ряд предшественников Ч.Дарвина. По мнению Бюффона, организмы, имеющие общих предков, претерпевают длительные изменения под действием окружающей среды и становятся все менее похожими друг на друга. В 1778 вышла книга Бюффона Об эпохах природы (Les poques de la nature), охватывающая широкий круг проблем - от космологии и антропологии до мировой истории; она была адресована широкой публике. Озабоченность Бюффона формой изложения научных вопросов нашла отражение в его работе Рассуждение о стиле (Discours sur le style, 1753), приуроченной к его избранию во Французскую Академию. Бюффон выступил со смелой критикой языка, который был тогда принят в науке, и ратовал за простую и понятную его форму, наиболее пригодную для ясного изложения мыслей. Стиль, по определению Бюффона, - это "сам человек", а не какое-то внешнее украшение. В своих научных пристрастиях Бюффон следовал за своим веком: от математики и физики - к наукам о природе. Однако в сферу интересов Бюффона не попала химия, переживавшая в то время период бурного развития, главным образом благодаря трудам Пристли и Лавуазье. Об отношении Бюффона к химии Т.Джефферсон в своем письме Мэдисону в 1788 писал: "Он склонен рассматривать ее как простую стряпню". Это замечание по-своему хорошо характеризует Бюффона: он мог написать внушительный труд в рамках уже хорошо известного к тому времени, но не всегда умел по достоинству оценить успехи современников. При жизни Бюффона ученые относились к нему с почтением, а консервативные теологи - с подозрением. Широкая публика зачитывалась его сочинениями. Позднее предпочтение стали отдавать другим авторам, однако авторитет Бюффона среди любителей естественной истории долго оставался непререкаемым.
ЛИТЕРАТУРА
Бюффон Ж. Всеобщая и частная естественная история, ч. 1-10. СПб, 1802-1827 Канаев И.И. Жорж Луи Леклер де Бюффон. М. - Л., 1966
